Мои любимые «мышки»
Приамурская ночь тепла и полна звуков. С закатом дружно зазвенели комары. Вода в озере почавкивает, причмокивает, взбулькивает, а иногда в ней что-то громко бултыхает. «Хрусь-хрясь-хрысь!» — ондатры вгрызаются в сочные стебли по берегам. «Плюх-шлёпа-шлёпа-шлёп!» — берёт разбег большой баклан где-то под дальним берегом. «Дудудууду!» — перекликаются дальше и ближе большие погоныши, будто кто-то набирает нули на старом телефоне, а диск раскручивается обратно. То глуше, то отчётливее доносится хриплый лай косули. Будто сонно отмахиваясь, в ответ подаёт короткий звонкий клич японский журавль. Небо усыпано звёздами. Иногда они падают, беззвучно оставляя прочерк на небе и в озере. Почти как те, кого я жду: моргнёшь — и не увидишь, как кто-то промелькнул в ночном небе.
А вот и они. Лёгкий, но энергичный шорох в воздухе, по щеке прокатывается воздух — будто часто-часто взмахнули веером. В свете фонарика видно, как в кронах амурской липы и монгольского дуба быстро кружат две небольшие летучие мыши — ночницы. Их привлекают комары, мошки, небольшие ночные мотыльки. Жуки уже жестковаты для их маленьких зубок.
Лёгкий шлепок, шуршание — ночница приземлилась на дощатую стенку чердака и быстро-быстро поползла к коньку, перебирая всеми четырьмя конечностями. Мгновение — и зверёк скрылся внутри, чтобы вскоре показаться вновь и сорваться с края доски в полёт. Середина лета. У летучих мышей подрастают детёныши. Один из них — маленький и серый, в отличие от коричневатых взрослых, — несколько раз показывается из-под конька крыши, сидит, поводя мордочкой и трепеща ушками, но так и не решается отправиться в первый полёт. Ещё не время. А взрослые вёртко снуют меж ветвей, продолжая ночную охоту.