Местоимение первого лица единственного числа
Одна буква, два звука — оба с отголоском боли, если вдуматься — «й-а». В первом — укол, во втором — возглас: отдернуть, потрясти рукой, подуть… В русском языке «я» подозрительно похоже на детское «ай». Вот уж верно — от перемены мест слагаемых…
Нашему поколению в детстве говорили «”я” — последняя буква в алфавите» именно в тех случаях, когда нужно было сказать «нет никого важнее тебя». Хватит ли нам великодушия, чтобы простить тех, кто так искренне заблуждался? Были бы их дни другими, будь у них другое «я»? Например, наполненными негой dolce far niente, если бы, говоря о главном человеке в своей жизни, они произносили итальянское «io»? Вдох на «i» — выдох на «o». Улыбка Моны Лизы вначале, оперная ария — в конце. Ритмически слишком похоже на «уау», чтобы этого не заметить.
И та же летящая вверх интонация, и то же благоговение, с каким, должно быть, мрачный Луций Корнелий Сулла, римский тиран, нечестивец, отказавшийся в конце жизни от безграничной власти, смотрел с соседнего холма на совершенный афинский Парфенон, который грабили его легионеры. Пока Афины горели, и над городом стоял дым и стон, в трех неделях пути, за Ионическим морем, в Риме, Цицерон переводил Аристотеля с языка эллинов на живую и здравствующую латынь. И как-то незаметно, исподволь древнегреческое чуть вопросительное «egO» с ударением на последнем слоге сменялось твердым, как взгляд центуриона, «Ego» с ударением на первом. Прекрасная, но задумчивая античность не могла устоять перед не знающим сомнения Римом, и это навсегда заключено в языке.