Жилой мэтр
Ле Корбюзье бывал в России трижды. На фотографиях его приезда в Москву в 1928 году рядом со звездой французской архитектуры стоят братья Веснины, Иван Леонидов — главные архитекторы эпохи, проигравшие французу в конкурсе на лучший проект здания Центросоюза на Мясницкой улице. Есть фотографии с Моисеем Гинзбургом и даже с Сергеем Эйзенштейном, но ни на одной фотографии нет Константина Мельникова — казалось бы, самого авантюрного и смелого из архитекторов поколения.
В своем дневнике об этом приезде Ле Корбюзье напишет: «Я очень известен здесь, очень популярен». Но ни разу не упомянет о Мельникове. Константин Степанович тоже почти каждый свой день методично описывал в дневнике. О Корбюзье там нет ни слова, хотя еще до его приезда в Москву, в 1925 году, они познакомились на Всемирной выставке в Париже. В то время Мельников завершал строительство Советского павильона, и работы двух тогда молодых и многообещающих архитекторов стояли буквально по соседству. Так и представляешь, как, прогуливаясь до своего объекта, каждый поглядывал, как обстоят дела у соседа. С тех пор они не виделись и не общались.
Мельников отзывался о Корбюзье не лучшим образом, считал его архитектуру бездушной (о, как это по-русски), идею дома как «машины для жизни» — вопиющей и несостоятельной, а самого архитектора — скорее хорошим пиарщиком собственных идей, чем мастером. Общения, не говоря уже про дружбу, при жизни не сложилось. Но молчаливый диалог вели гладкие фасады, винтовые лест ницы, геометрические формы — кубы и цилиндры — и плоские крыши. Диалог форм подхватили и бережно продолжают сегодня два музея: дом-музей Мельникова в Кривоарбатском переулке в Москве и Вилла Савой в Пуасси — нелегкой судьбы загородный дом, который Ле Корбюзье спроектировал для четы французских промышленников. Два жилых дома, оба стали символами архитектуры авангарда и знаковыми для их авторов объектами, зарождались и воплощались почти одновременно — в конце 1920-х годов.