Ужас и красота
Бабочки обитают почти на всей планете и издревле привлекали человека своим необычным видом и тройным циклом перерождения, что нашло отражение в культурах многих народов. Есть еще одно интересное свойство этих маленьких чешуекрылых. Если смотреть издали на бабочку, порхающую над цветком, она кажется хрупкой и красивой. Но если увидеть это насекомое в непосредственной близости, то можно в ужасе отшатнуться – подобно Эдгару По, посвятившему один из своих страшных рассказов именно бабочке. Такая двойственность отражена и в массовом восприятии: если одни видят в бабочках олицетворение прекрасного, то другие воспринимают их символом невыразимого ужаса.
Порхая между мирами
Первое чувство, которое возникает у человека при взгляде на беззаботно порхающую бабочку, – ощущение нереальной легкости ее полета. Сама же бабочка кажется существом бесплотным, призрачным. Неудивительно, что это насекомое издавна считалось символом человеческой души. Так, например, древнегреческую богиню души Психею изображали с крыльями бабочки. Когда возлюбленная Эрота Психея, изначально рожденная смертной женщиной, по воле богов Олимпа освободилась от земной бренности, ей дали эти крылья, чтобы она могла свободно летать, не обремененная атрибутами смертности. Древнегреческое слово «бабочка» – ψυχή (psȳchē), что в первую очередь означает «душа» или «ум».
Считалось, что богиню Психею можно увидеть в образе мотылька, вылетающего из погребального костра. В этом веровании можно увидеть другую важную функцию чешуекрылых: в мифологической картине многих народов они выступают в роли посредников между двумя мирами – миром живых и загробным миром. Так, ацтеки верили, что души покойников, приняв облик красивых бабочек, время от времени навещают своих родственников, дабы заверить, что у них все хорошо. Похожих воззрений придерживались и в Японии, где было принято опасаться белых бабочек – люди считали, что их появление предрекало смерть кого-то из близких. Белая бабочка, производящая впечатление прозрачности и бесплотности, воспринималась как душа умершего, пришедшая позвать кого-то за собой.