На златом крыльце сидели…
Где-то, в заоблачной дали, над бескрайним русским лесом, парит дом. На его деревянном крыльце, как на облаке, сидят и пьют чай писатели... Вполголоса говорят друг с другом и со своими героями, смотрят с крыльца на нас и радуются встрече.
Два крыльца, как два ангела, сложившие крылья над сенью домашнего мира, над его сенями, хранят покой деревянного быта. Крыльцами-крыльями храним дом, спеленут, как ребенок, укрыт и окрылен. Именно здесь, на крыльце, просыпается и здесь затихает, засыпает дом, здесь рождается и проходит, и повторяется жизнь... На парадном крыльце ждут, встречают хлебом-солью, произносят первые, радостные слова. С заднего крыльца, крадучись, считая ступени, убегают, не успевая говорить прощальные речи. Кричат и шепчут тоже здесь, слушают тишину и мягкую поступь кошки, шорох платья и шуршание книжной страницы. Обнимают. Вручают дары и посвящают в тайны. Поют «Многие лее-е-та-а-а...» Растягивают меха гармони. Стоят на ветру и открывают лицо свету. Раскладывают белье на солнце и укрывают дощатый пол березовыми ветками в ожидании праздника. Рассыпают с крыльца птицам манну небесную. Разбирают корзины с груздями. Сумерничают, доверяют и доверяются. Сидя на ступеньках крыльца, сказки сказывают, вздыхают и охают, Бога вопрошают о самом главном. Раскинувшись на дощатом полу террасы, смотрят в ночное небо и считают звезды. Ставят самовар. Варят варенье. Пьют чай. Вдыхают ароматы резеды, табака, смолы... Смотрят, как вскрывается лед на реке, как седеет лес. Вышивают крестиком дорогу. Вяжут нить судьбы. Молятся на восток. Любуются полетом ласточек. Машут вослед рукой, точно крылом.
Гляжу, наш Гришка красным песочком у крыльца посыпает, как в самый парадный день, будто Царицу Небесную ожидаем. И несут нам от Ратникова великие ковриги хлеба, сила хлеба! (Иван Шмелев. «Лето Господне»)