Наука и жизнь 100 лет назад
Русская наука не умерла
Даже в невероятно тяжёлых условиях личного существования и при отсутствии лабораторного оборудования русские учёные находят в себе достаточно сил и желания, чтобы совершать ряд открытий, имеющих капитальное значение. Характерно для России, что мы способны захлёбываться восторгом от всего, что идёт к нам с Запада, и глубоко равнодушны к тому, что делается рядом с нами. Русский учёный, покуда он работает в России, с крайним трудом находит себе достойную оценку и поддержку. Так, несмотря на внимание Совнаркома к работам И. П. Павлова, в течение всей зимы он и его сотрудники должны были вести свои опыты и записывать протоколы при свете лучины, ибо лаборатория не имела никаких других средств освещения. А вот когда Мечников с его теорией вредности кишечных микробов или, как теперь, Сергей Воронов, открывший омоложение организма половыми гормонами, попадают в Париж, то мы начинаем восхвалять их на всех перекрёстках. Только дикарям свойственно открывать рот перед всем, что идёт с Запада, и не верить, что мы сами у себя способны сделать что-либо подобное.
А между тем наука и на Западе переживает тяжёлые времена. Австрийский биолог П. Каммерер жалуется, что у них «исследовательские институты и образовательные учреждения терпят жесточайшие лишения». В Доме учёных в Петрограде проф. Боголепов, приехавший из Риги, с научной беспристрастностью дал разящие факты о тяжёлом положении науки на Западе. Так, один химик в Америке после 20 лет преподавания в вузе был вынужден, чтобы прокормить семью, выйти на улицу торговать ваксой. И не надо радоваться тому, что «и у других худо». У нас может (и должно!) быть лучше, чем в других странах.