Планета у дачи
О параллельном мире дач и о том, как его отражала архитектура, рассказывает Алексей Тарханов (“Ъ”).
Двадцать первого июля одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года у забора дачи на 5‑м Поперечном просеке Николиной Горы стоял возле зеленого велосипеда “Орленок” мальчик девяти с половиной лет и смотрел в трофейный восьмикратный бинокль фирмы “Карл Цейсс” на небесное светило — Луну. Мальчик пользовался темнотой и биноклем, чтобы высмотреть на Луне “Аполлон‑11” с американскими астронавтами на борту. Луна была красноватой, как будто бы несколько раздраженной таким настойчивым вниманием всего человечества и этого маленького мальчика. Мальчиком был я. Вы думаете, что советский пионер с биноклем мечтал побегать в Море Спокойствия наперегонки с мистером Армстронгом? Зачем? Я и так уже был почти что на Луне.
На несколько лет — именно, что не зим — я оказался жителем самого поэтичного дачного острова в Подмосковье, поселка РАНИС (работников Академии наук и искусства) на Николиной Горе. Наверняка со мной не согласятся подросшие дети НИЛа (наука, искусство и литература), Переделкино, Пахры, Мозжинки, Кратово, Мичуринца, Отдыха, но все это были другие места, иные планеты, Татуины, Корусанты и Нобу в галактической империи дач. Все было на Луне не так, как на Земле. Все было на даче не так, как в городе. Это был другой, параллельный мир, расходящийся с моим обычным московским решительно во всем: в идеологии, психологии, пространстве, времени, искусстве и архитектуре.
Дача, конечно, была роскошью. Но с другой стороны, треть советских людей ее имела, а две трети — хотели иметь и в принципе могли. Понятно, что, когда Молчалин прельщает Чацкого прелестью летних “праздников на даче”, не на шашлыки он его зовет. Дачи, они разные. Тут — сарайчик на шести сотках, там — писательский особняк в два этажа с камином, а здесь — госдача сановника с асфальтовыми дорожками, бильярдом и охраной. Общего мало, но все они назывались дачами.